За ее спиной несущее перекрытие поддается огню, и останки магазина проваливаются в подпол. Пламя в насыщенном кислородом воздухе многократно усиливается и разливается по всему подвалу, словно вода в наводнение. Грейс подбегает к окну, выталкивает принтер наружу и приступает к монументальной задаче: выйти отсюда тем же путем, каким пришла.
Ей не на что опереться и не за что ухватиться снаружи. Она опять застревает — одна половина туловища здесь, вторая там — и чувствует, как огонь лижет ей ступни; обувь начинает плавиться.
— Нет! — с неистовым упорством вопит она. — Я не умру! Не умру, не умру, не умру!
И вдруг к ней приходит спасение в лице какого-то незнакомца. Он хватает ее за плечи и дергает.
— Держу! — говорит он.
Он дергает еще раз, второй, третий. Четвертый рывок — и Грейс выскальзывает наружу.
В ту же секунду она сбрасывает горящую обувь; незнакомец помогает сбить пламя, охватившее край ее джинсов. Грейс понятия не имеет, кто этот человек — просто сосед, должно быть, — но она не может удержаться и кидается ему на шею:
— Спасибо!
Сирены доносятся уже со всех сторон.
— Сейчас «скорая» приедет, — говорит спаситель. — Давай помогу!
Но Грейс уже на ногах и мчится прочь, прижав коробку с принтером к груди, словно ребенка.
«Есть места, где ты мог бы спрятаться, — говорила ему когда-то Ариана. — У такого сообразительного парня, как ты, хорошие шансы дожить до восемнадцати».
Он опять на виадуке, на уступе за дорожным указателем. Когда-то это было его любимое прибежище/укромный уголок для обнимашек/источник опасности и адреналина. На этот раз ничего такого здесь не ощущается. И на этот раз он здесь один.
Он побывал во многих из тех «мест», о которых говорила Ариана. Ни одно из них нельзя было бы назвать полностью безопасным. Правда, ему удалось дожить до восемнадцати. Казалось бы, чего еще желать. Но нет… Сумерки перетекают в ночь, а он так и торчит здесь, над дорогой, собираясь с духом.
Ариана, девушка, которую он предположительно любил до того, как узнал, что такое настоящая любовь, обещала убежать вместе с ним, но когда он в ту ночь появился у ее двери, даже не захотела шагнуть за порог. Она явно раскаивалась в своем поступке, но значительно сильнее в ней было другое чувство — облегчение от того, что она находится по другую сторону двери, по-прежнему желанная в своем собственном доме. От этого ощущение одиночества становилось еще мучительней.
Коннор разобиделся на нее в ту ночь и еще долго держал камень за пазухой. Однако сейчас он сердит на себя самого. Желание подвергнуть Ариану тяготам жизни беглеца было чистой воды эгоизмом. Если девушка действительно была ему небезразлична, он обязан был оградить ее от опасности, а не тащить за собой.
Да, он сильно изменился с тех пор. Коннор где-то слышал, что все клетки человеческого тела полностью обновляются за семь лет. То есть, каждые семь лет ты становишься в буквальном смысле новым человеком. Коннор же прошел эту трансформацию за два года. Как если бы его расплели и сплели заново.
А папа с мамой — поймут ли они, какая с ним произошла перемена? И будет ли им вообще до нее дело? Возможно, они увидят на своем пороге совершенно чужого человека. Или, может, они сами окажутся чужими для него. И вдобавок брат, Лукас… Коннор не может вообразить его себе иначе, чем тринадцатилетним. А ведь тот вырос. Интересно, каково это — быть младшим братом печально знаменитого Беглеца из Акрона? Наверно, Лукас его презирает.
Поездка сюда началась удачно. Соня, конечно же, не предложила Коннору свою машину — в случае поимки ни одна ниточка не должна привести к ее антикварной лавке. Вместо этого он угнал автомобиль, под колесами которого намело кучки мусора и пыли — свидетельство того, что им давно не пользовались и, значит, вряд ли скоро хватятся. Коннор постарается вернуть машину на место, и хозяин даже не догадается, что его собственность погуляла где-то на стороне.
На дорогу из Акрона в Колумбус ушло меньше двух часов. Это была самая легкая часть задачи. А вот приблизиться к когда-то родному порогу — совсем другое дело.
Сначала Коннор проехался по жилому району днем, желая разведать обстановку, и эта поездка показала, насколько трудно ему придется. Воспоминания о жизни до побега выныривали из-за всех углов, такие осязаемые и реальные, что пару раз он резко вилял в сторону, словно пытаясь объехать настоящее препятствие — точно так же, как случилось во время путешествия за стволовыми клетками с Рисой и Бо. Все их тогдашние усилия пойдут прахом, если им не удастся починить принтер. Коннор может сколько угодно внушать себе, будто идет домой, чтобы договориться с отцом о ремонте, но Риса права — это лишь оправдание. И все же, если родители, как ему мечталось, изменили свое отношение нему, то они, конечно, не откажут в помощи.
Его родные места на вид практически не изменились. Внутреннему взору Коннора почему-то представлялась смутно-апокалиптическая картина: заросшие, неухоженные дворы с печатью заброшеннности, как будто весь район некоторым образом страдал из-за его отсутствия. Но ничего подобного — газоны и изгороди были ухоженными и подстриженными. Коннор хотел было сначала проехать по улице, где жила Ариана, но передумал. Не все прошлое стоит ворошить; некоторым вещам лучше оставаться нетронутыми.
Когда он наконец повернул на свою улицу, ему пришлось крепко вцепиться в баранку обеими руками — так они дрожали.
Дом, милый дом…