Торопиться незнакомцу больше незачем, поэтому он вразвалочку, насвистывая незнакомую мелодию, выходит обратно в торговый зал, запирает входную дверь и, вернувшись, усаживается на старый сундук. «Интересно, там, внизу, слышали выстрел? — думает Соня. — Хоть бы у них хватило ума сидеть тихо, как мыши». Ее не заботит собственная жизнь, она беспокоится о своих подопечных.
— Ну что, — произносят обе половины жуткого лица, — поговорим о наших общих друзьях?
Заменив воспаленную, сожженную солнцем половину лица на здоровую, Джаспер Томас Нельсон чувствует себя новым человеком. Арджент, само собой, оказался очень несговорчивым донором.
— Ну ты же сам говорил, — втолковывал ему Нельсон перед тем, как у молодого человека забрали нетронутую часть лица, — что мы как две половины одного целого: моя — левая, твоя — правая.
Арджент, конечно, ныл, что вовсе не это имел в виду, но кого интересуют протесты донора?
И какое же это было удовольствие — увидеть выражение лица Грейс Скиннер! Весьма приятный бонус. Еще интереснее будет взглянуть на физиономию Ласситера, когда они наконец встретятся.
Грейс он угостил быстродействующим, краткосрочным транком. Примени он транк посильнее и помедленнее, она бы орала и орала, чем привлекла бы внимание посторонних. А так ей никто не пришел на помощь. Нельсон зашвырнул ее в густую живую изгородь с глаз долой, а сам направился в антикварную лавку, где, согласно данным следящего чипа, девица проводила все свое время — в смысле, до сегодняшнего дня, когда вдруг отправилась шляться по всему Акрону.
В первые же мгновения своей встречи со старухой — владелицей магазина Нельсон прочел по ее лицу все, что ему необходимо было узнать: Ласситер здесь, или был здесь, или прячется где-то поблизости; и Нельсон готов побиться об заклад, что тот мерзкий десятина-хлопатель тоже здесь. Орган-пират не смог бы сказать, что принесет ему большее удовлетворение: отправить Беглеца из Акрона на запчасти или медленно, с наслаждением замучить насмерть Лева Калдера за его фокусы на Кладбище. Это послужит гаденышу наказанием за то, что украл Ласситера и бросил транкированного Нельсона на обочине дороги на милость хищников и безжалостного аризонского солнца.
Все, что Нельсон сказал старухе в торговом зале ее лавки, служило одной цели — привести ее в смятение, заставить невольно выдать что-нибудь. И судя по ее реакции, у него это получилось. В яблочко.
Сейчас старуха в его заботливых руках. Остается только вытянуть из нее нужные сведения — задачка намного проще, чем охота за Ласситером на Кладбище. Это будет легкая прогулка, и, небо свидетель, после всех своих мытарств Нельсон ее заслужил.
Этот человек — не юнокоп. Даже орган-пиратом его можно назвать лишь с натяжкой. Соня знает — с ним что-то капитально не так. Внутри он еще более уродлив, чем его ужасающая харя.
— Если верить средствам массовой информации, сладкая троица снова вместе, — говорит он. — Коннор Ласситер, Лев Калдер и Риса Уорд. Надеюсь, ты это подтвердишь.
Соня отмечает его взгляд, скользящий по запасам продовольствия, которыми забита каморка. Она проклинает себя за то, что не перенесла их в подвал.
— Да ты, похоже, тут целую орду кормишь. ДПРовское убежище, вот это что такое. А я думал, их уже не осталось.
Соня не отвечает. Коврик под сундуком аккуратно разглажен; ни малейших признаков того, что сундук недавно двигали. Или что под ним люк в подвал. Ясное дело, этот тип подозревает, что здесь укрываются беглые расплеты, но где, он не имеет понятия.
Не услышав от Сони ответа, двуликий вздыхает, встает и подходит к ней.
— Не думай, что мне доставит удовольствие то, что я собираюсь сделать, — говорит он. — Просто деваться некуда. — С этими словами он изо всех сил придавливает большим пальцем ее левое бедро как раз в месте перелома.
Боль не просто непереносима — она немыслима. Соня пытается задушить вопль, но он слабым дрожащим стоном прорывается сквозь стиснутые зубы. В глазах извиваются темные черви, грозящие пожрать ее, но отступают, когда мучитель убирает палец и отходит, чтобы оценить результат своих усилий. Боль, однако, никуда не девается, и Соня чувствует себя совсем слабой — такой она еще никогда в жизни не была. Ах как бы ей хотелось всадить расщепленный конец своей трости прямо в украденный глаз этого подонка!
— И снова — где Коннор Ласситер?
Соня по-прежнему не отвечает. Пусть ее убивают, она не заговорит. Вот сейчас он опять подступится к ней и возобновит пытку… Но вместо этого мучитель поворачивается к сундуку и уверенно отпихивает его ногой в сторону, после чего откидывает коврик и являет миру люк в подвал.
— Ты думала, я дурак? Я же был юнокопом — хорошим юнокопом. Я только вошел сюда и нюхом учуял, где тут тайник. И сколько же этих вонючек у тебя там, внизу, а? Десять? Двадцать?
С Соней эта тактика намного более эффективна, чем пытка, и ублюдок это знает.
— Не трогай ребят! Ты здесь не ради них! — напоминает она.
— Твоя правда.
Он присаживается на край стола, совсем близко от своей жертвы. На столе стоит чаша, полная старинных зажигалок — Соня полировала их, подготавливая для продажи. Мерзавец вытаскивает одну — серебряную с эмалевой алой розой, лепестки которой похожи на пламя.
— Мне по-настоящему жаль тебя, — говорит он. — Старушка, кормящая голубей и позволяющая им размножаться и распространять заразу. — Он щелкает зажигалкой и наблюдает за пляшущим язычком пламени. — Ты бедная заблудшая душа, отдающая город на растерзание крысам, потому что думаешь, будто их вид под угрозой вымирания. — Он издевательски поводит горящей зажигалкой в опасной близости от ее лица, и Соня не в силах помешать ему. — Ты уже достаточно стара, чтобы помнить, как все это было. Люди боялись нос из дому высунуть от страха перед сорвавшимися с цепи подростками, в то время как другие люди без всякой на то необходимости умирали от различных заболеваний — от порока сердца до рака легких. — Он снова щелкает зажигалкой, гася огонек, но не кладет ее на место. — Я поражаюсь таким, как ты: неужели вы не видите, что расплетение — это благо?