Как и Старки, мужчина невысок ростом, и его словно окутывает ореол власти, которой он пользуется с искусством профессионала. Каким-то образом Дандрих внушает страх, даже когда смотрит на тебя с маленького компьютерного экрана.
— Я надеюсь, у тебя все в порядке? — говорит Дандрих. Светская болтовня. И почему это людям в костюмах непременно надо потрепаться о пустяках, прежде чем вцепиться тебе в глотку? Наверняка Старки ждут неприятные новости. Неужели их местонахождение стало известно властям? Или того хуже — хлопатели прекращают свою поддержку? Да нет. С чего бы им делать это, когда освобождение заготовительных лагерей идет как по маслу? Тысячи подростков вызволены; те, кто осуществлял расплетение, наказаны; сердца миллионов людей поражены страхом. Конечно, хлопатели должны быть довольны!
— Спасибо, все хорошо. Но, думаю, мы же не о моем здоровье говорить собираемся. А о чем тогда?
Дандрих весело усмехается — кажется, ему нравится прямота Старки.
— До нас дошли слухи, что ты планируешь напасть на заготовительный лагерь «На взморье Пенсаколы». Наши аналитики советуют этого не делать.
Старки откидывается на спинку, стараясь справиться с раздражением. Почему после всего, что он сделал, эти люди не могут попросту довериться его чутью?
— Вы то же самое говорили и о «Лошадином Ручье», а мы развалили его, словно карточный домик!
Дандрих никогда не теряет самообладания.
— Да, несмотря на риск, вы победили. Однако «На взморье Пенсаколы» — совсем другое дело. Это лагерь особого режима для расплетов со склонностью к насилию, и поэтому в нем повышенный уровень безопасности. У вас попросту не хватит людей, чтобы управиться с тамошней охраной. К тому же, лагерь расположен на изолированном полуострове, и вас легко могут загнать в ловушку, выхода из которой не будет.
— Вот почему я и запросил у вас катера.
Похоже, под жестким крахмальным воротничком Дандриха становится чуть жарче.
— Даже если бы мы смогли их тебе дать, было бы очень трудно скрыть армаду, наступающую со стороны Мексиканского залива.
— А зачем ее скрывать? — отвечает Старки. — Что может быть драматичней старой доброй осады? Ну, вы знаете — как у конкистадоров! Да о ней не только в новостях затрубят! Она… как бы это…
Дандрих находит нужное выражение:
— Войдет в анналы?
— Точно! Войдет в анналы!
— Но какой ценой? Смею тебя заверить: сражения при Ватерлоо и Литтл-Бигхорн вошли в анналы исключительно потому, что Наполеон и Кастер были наголову разбиты. Мир помнит об их поражениях.
— Я уверен в успехе.
Но Дандрих словно не слышит его.
— Мы решили, что твоя следующая цель — Академия разделения «Мышиный Обрыв» в центральном Теннесси.
— Шутите?! Там же одни десятины!
— И потому никто не ожидает атаки на него. Ты сможешь продолжить свою традицию — казнить персонал, и у тебя не прибавиться лишних ртов, потому что там нет аистят. А десятины… Да пусть делают после освобождения что им заблагорассудится. Хотят — пусть остаются, хотят — пусть уходят, не твои проблемы. Эта операция будет для твоих ребят чем-то вроде учений, прежде чем ваше войско получит новые пополнения.
— Но это не мой подход! Инстинкт приказывает мне ударить на Пенсаколу, а я не могу идти против своих инстинктов.
Дандрих наклоняется вперед. Его лицо заполняет весь экран. Старки почти реально чувствует, как рука собеседника протягивается сквозь эфир и ложится на его плечо. Мягко, но достаточно тяжело, чтобы Старки почувствовал возросшее земное тяготение.
— Конечно можешь, — говорит Дандрих.
Старки бешено мечется по станции, вымещая свою злость на всех, кто попадается под руку. Орет на Дживана — почему, мол, тот вел себя недостаточно агрессивно во время последней атаки.
— Ты теперь солдат, а не компьютерный задрот, так и веди себя как солдат!
Напускается на ребят, со смехом возвращающихся с тренировки:
— Чего ржете? Это вам не игрушки!
Он приказывает упасть и «дать ему двадцать», и когда ребята спрашивают: «Двадцать чего?» — летит прочь, слишком разъяренный, чтобы пускаться в объяснения.
Мимо проходит Хэйден, приветствуя его кивком. Старки настолько взбешен непринужденностью его поведения, что дает ему дрозда за вчерашний ужин, хотя еда была вовсе не плоха:
— Кухня — твоя работа, вот и делай ее, черт бы тебя побрал!
Ну и, конечно, Бэм.
Хорошо, что она не попалась ему навстречу, пока он слегка не остыл, не то он сотворил бы что-нибудь, в чем бы потом раскаялся. Бэм в последнее время ведет себя заносчиво, ну да он поставит ее на место. Хотя Гарсон Де-Грютт пока этого не знает, награда за преданность не ограничится одной той девчонкой. При следующей военной операции Старки поставит его во главе команды — а Бэм станет в этой же команде рядовым. Будет вынуждена подчиняться приказам Гарсона. Какое унижение! Ничего, это напомнит ей, кто здесь хозяин. А если нет, тогда он предпримет меры покруче. Вообще-то, жаль, потому что до сих пор она была верна своему вождю. Но когда верность истощается, у вождей истощается терпение.
Старки находит ее в оружейке. Несмотря на свои протесты против вооружения аистят, Бэм, по-видимому, предпочитает это помещение всем остальным. Увидев командира, Бэм не вскакивает по стойке смирно, даже не прекращает работу — она как раз собирает какой-то автомат — только поднимает глаза на Старки и тут же опускает их обратно.
— Слышала о беседе с мистером Большой Шишкой. Ты получил распоряжения?