Нераздельные - Страница 85

— Ну и что с того! Ты все равно угодишь в камеру!

— Нет! Мое тело уйдет туда, но не я сам. Меня расчленят, но не расплетут!

Коннор больше не может выносить мольбу в глазах Старки. Он отводит взгляд, а в следующее мгновение обнаруживает, что смотрит на акулу. Злобную, жестокую, хищную акулу. Взор Коннора скользит дальше по руке, к привычно стиснутому кулаку. Юноша разжимает и вновь сжимает пальцы, чувствуя, как они наливаются силой.

— Давай, Коннор. Делай быстро — я не буду сопротивляться.

Коннор взглядывает на приемную дверь разделочной камеры — та готова открыться в любой момент.

— Погоди, дай подумать!

— Некогда думать! Сделай это для меня. Пожалуйста!

Можно ли оправдать хладнокровное убийство? Можно ли считать его актом милосердия, а не жестокости? Если Коннор выполнит просьбу своего бывшего врага, останется ли он прежним Коннором? Если Старки не убить, его расплетут. Если же он будет мертв, то его лишь расчленят. Старки прав — во власти Коннора предотвратить его расплетение. Ужасная власть. Но, похоже, воспользоваться ею необходимо.

— Будь ты на моем месте, — вопрошает Старки, — что бы ты выбрал?

Коннору выбор ясен. Ему ни за что в жизни не захотелось бы узнать, что ждет его в этом отвратительном черном ящике. Он предпочел бы сначала умереть.

Быстро, боясь, что передумает, Коннор стискивает пальцы Роланда на горле Старки. Тот хватает ртом воздух, но не сопротивляется, как и обещал. Коннор давит сильнее… еще сильнее… и в тот момент, когда он перекрывает Старки доступ воздуха, происходит нечто совершенно неожиданное.

Кулак Роланда разжимается.

— Не останавливайся! — хрипит Старки. — Не останавливайся!

Коннор снова сцепляет пальцы вокруг шеи бывшего вожака аистят и давит, давит, ощущая, как под ними бьется пульс… и вновь его ладонь необъяснимо разжимается. Коннор хватает ртом воздух — он и не заметил, что перестал дышать, как и Старки.

— Трус! — воет Старки. — Ты всегда был трусом!

— Нет, — говорит Коннор, — дело не в этом.

И наконец до него доходит, что, собственно, не так.

Роланд пытался задушить Коннора этой же самой рукой накануне собственного расплетения… и не смог этого сделать.

Потому что Роланд не был убийцей.

Коннор медленно переводит взор с правой руки на левую, свою собственную, ту, с которой рожден. И вот эту самую руку он кладет на горло Старки. Эта рука впивается ему в глотку и сжимает, сокрушая трахею. В этой руке достаточно упорства и решимости, чтобы сделать то, что необходимо.

«Роланд никогда не был убийцей, — думает Коннор. — А вот я…»

Это труднее, чем Коннор когда-либо мог себе вообразить. В глазах его стоят слезы. «Прости меня, — говорит он, — прости меня!» Он даже не знает, перед кем извиняется. Юноша не отводит взгляд от умирающего… Глаза Старки выкатываются из орбит, он дрожит всем телом, лицо приобретает синюшный цвет… и все равно Старки заставляет уголки своего рта приподняться в торжествующей улыбке.

«Еще несколько мгновений… всего лишь несколько мгновений…»

Коннор знает точно, когда Старки умирает. Не потому, что видит смерть в его глазах, а потому, что контрольный датчик на лодыжке его бывшего врага издает пронзительный сигнал тревоги. Коннор убирает руку с шеи Старки и, услышав щелчок замка во внешней двери, прыгает на стенку барабана и забирается в свою ячейку как раз в ту минуту, когда распахивается внутренняя дверь.

Первым входит фельдшер, за ним — какой-то мужчина, должно быть, Дюван. Коннор из-под прикрытых век наблюдает за разворачивающейся сценой и пытается успокоить дыхание, чтобы его ненароком не услышали.

— Как это могло произойти? — вопит Дюван. — КАК ЭТО МОГЛО ПРОИЗОЙТИ?

— Понятия не имею! — нервно оправдывается фельдшер. — Может, инфаркт? Врожденный порок, о котором мы не знали?

— Я только что продал его с аукциона! Ты хотя бы соображаешь, сколько денег я теряю?! ОЖИВИ ЕГО! НЕМЕДЛЕННО!

Фельдшер торопится прочь и возвращается с дефибриллятором. Целых пять раз он пробует вернуть Старки к жизни, и хотя грудь парня вздымается аркой при каждом разряде, конечный результат неизменен. Мейсон Майкл Старки, кровожадный Верховный Аистократ, мертв.

Пока фельдшер тратит усилия без всякой пользы, Дюван в гневе мечется по помещению. После провала всех попыток он берет себя в руки и подходит к делу с практической стороны:

— Ну хорошо, он мертв, но мы по-прежнему можем взять его органы.

— Но не мозг, — возражает фельдшер. — Он уже начал разрушаться.

— С мозгом разберемся позже. Но даже если мы его и потеряем, остальное можно спасти, если действовать без промедления. Включи машину в экспресс-режим, анестезия не нужна… да, и понизь температуру до тридцати трех градусов.

Фельдшер откидывает дверцу контрольной панели и производит необходимые корректировки. Затем, когда камера открывается, Дюван, словно одержимый, заталкивает тело Старки внутрь, не ожидая, когда это сделает транспортер.

Дверь захлопывается, и процесс начинается. Фельдшер с Дюваном переводят дух.

— Жаль, — говорит фельдшер. — Такое впечатление, что он умер вам назло.

— Если это и вправду было сделано намеренно, — цедит Дюван, — то ему помогли. — Он поднимает голову и обводит взглядом цилиндр с расплетами.

Коннор плотно закрывает глаза и лежит тихо, как мышка.

— Пошли обратно на контрольный пункт. Мне надо, чтобы ты проверил показатели жизнедеятельности по каждому расплету, — слышит он удаляющийся голос Дювана. — Узнай, не зашкаливают ли они у кого-нибудь.