Нераздельные - Страница 60

И все это происходит в тот самый день, когда он собирался свершить самую свою блистательную атаку!

— Чего вам надо? — спрашивает он.

Наконец, второй член банды выходит из-за дерева. А вон и третий, поменьше ростом, держится в сторонке. У него что-то в руке. Наверно, какое-то оружие. У мужика-головореза морда не закрыта, но на остальных двух черные вязаные маски-балаклавы.

— Проси пощады! — произносит третий бандит таким же свистящим шепотом, каким говорил другой похититель в маске.

— Не дождетесь! — высокомерно заявляет Старки. Наступает тишина. Поскольку руки парня связаны за спиной, ему приходится здорово поизвиваться, чтобы сесть прямо. — Но, уверен, мы сможем договориться.

— Мы знаем, кто ты такой, — отвечает головорез. — За тебя назначена награда — живого или мертвого. Я предпочитаю мертвого.

Так вот оно что. Они собираются сдать его властям за вознаграждение. Но тогда могли бы не будить — просто доставили бы куда надо в спящем виде. Значит, ожидают от него предложения получше; а с хлопателями за спиной у Старки ресурсов предостаточно.

— Называйте вашу цену, — произносит Старки. — Я заплачу больше, чем Инспекция.

Головорез вспыхивает:

— Думаешь, все на свете меряется деньгами? Нам не нужны ни твои, ни юнокопские.

Этого Старки не ожидал.

Головорез смотрит на второго бандита, словно спрашивая разрешения. Второй, который явно здесь за командира, кивает. Старки кажется, что это женщина, но тени пока еще слишком густы, чтобы определить точно.

Головорез обращается к Старки:

— Бирманская Да-Зей платит лучше, причем не только бабками. Она платит почетом. И продвижением по службе.

Страх, до сих пор лишь покусывавший Старки, теперь глубоко вонзает свои зубы. Кровь стынет в жилах, словно они внезапно обледенели.

— Что за шутки!..

Но торжественное молчание свидетельствует, что это не шутки. Есть черный рынок, а есть Да-Зей.

Старки пытается сглотнуть застрявший в пересохшей глотке ком.

— Окей, окей… Мы сможем договориться… Не надо Да-Зей, давайте договоримся! — Похоже, он все-таки молит о пощаде.

— Поздно! — рявкает головорез.

— Нет, — слышен шелест. — Пусть говорит.

Старки знает: это будет самый потрясающий фокус с исчезновением в его жизни — если его удастся провернуть.

— Я могу делать вам поставки, — предлагает он.

— Как-нибудь обойдемся! — отрезает бандит.

— Я не простые поставки имею в виду. Если вы меня отпустите, я обязуюсь обеспечивать вас расплетами для продажи в Да-Зей. Они подкидыши, сбежавшие от расплетения, так что их никто не хватится. Вообразите только — стабильный приток товара, и не какого-то там бросового. Я буду поставлять вам отборных аистят. Самых сильных, самых здоровых, самых сообразительных. Долгосрочный договор, а? Вы заслужите у Да-Зей уважение, которого так жаждете.

Вся троица несколько секунд пялится на него в молчании. Затем головорез произносит:

— Правда? Ты пожертвуешь другими аистятами, чтобы спасти собственную шкуру?

Старки кивает, ни секунды не колеблясь.

— А что непонятного? Без меня им не выжить. Они нуждаются во мне больше, чем друг в друге.

И снова воцаряется тяжелое молчание, пока бандиты обдумывают его предложение. Жаль Старки не может как следует разглядеть их глаза. И неплохо было бы увидеть выражение на физиономиях, скрытых балаклавами.

— И сколько же ты нам дашь? — спрашивает второй бандит, вернее бандитка, все тем же бесцветным шепотом.

— А сколько вам надо? — Старки выдавливает улыбку. — Десять процентов хватит? Ну, вроде как десятина. Точно, они станут нашими десятинами!

Старки чувствует — дело сдвинулось. Что же касается логистики, ее они разработают позже. Главное вырваться, а там видно будет. С последствиями всегда можно управиться, если не так, то иначе. Сначала надо сбежать.

— И ты сможешь так с ними поступить? — говорит третий. В его шепоте пробиваются едва заметные округлые интонации. Голос кажется Старки смутно знакомым, но узнавание маячит где-то на задворках ума, так что он пока не отдает себе в нем отчета.

— Смогу, потому что это правильно! — веско произносит он. — Идея войны превыше любого из ее солдат. А я и есть идея! — Он отводит взгляд в сторону. — Но вам этого не понять.

Женщина, которая до этого только шептала, внезапно говорит во весь голос:

— Мы понимаем гораздо больше, чем ты думаешь!

Старки узнает ее еще до того, как она срывает с себя маску.

— Бэм?!

Та поворачивается к третьему:

— Ну что, Дживан, все ясно?

Дживан тоже стаскивает балаклаву и отвечает, продолжая крутить в пальцах непонятный маленький предмет:

— Да, все ясно.

Его предали! Постепенно, по мере укоренения в мозгу Старки этой мысли, страх его уступает место злобе. Он натягивает веревки. Ему, конечно, удастся в конце концов избавиться от пут, но это займет некоторое время. А времени у него нет! Ему надо высвободиться сейчас, чтобы разорвать изменников в мелкие клочья.

— Его надо убить! — восклицает мужик, меряя шагами поляну за спинами бывших соратников Старки. — Будь у меня мои садовые ножницы, я воткнул бы их ему прямо в сердце!

Но, очевидно, ни у одного из присутствующих не хватает ни духу, ни желания забрать у Старки жизнь. Эта их слабость — его спасение.

— Хватит убийств, — говорит Бэм. — Иди в машину, жди там. Мы придем через минуту.

— Что это еще за клоун? — осведомляется Старки.

— Этот «клоун» — главный садовник в лагере «Лошадиный Ручей», — отвечает Дживан. — Ты взорвал его квартиру вместе с его женой. Скажи спасибо, что он сходу не выбил тебе мозги.