Нераздельные - Страница 28

Задыхаясь, отплевываясь, Хеннесси подтягивает себя к каменному парапету.

— Это все из-за того пацана-притонщика, да?

— У него было имя! — рычит Уна. Палец на спусковом крючке дергается — до того ей хочется выстрелить. «Дай мне повод!» — сказала она там, в контейнере. Но на самом деле у нее поводов хоть отбавляй. — Его звали Уил Таши’ни. А ну повтори!

Хеннесси смотрит на свое разбитое колено и кривится:

— Вот еще. Ты все равно меня прикончишь. Давай, стреляй.

Какое соблазнительное приглашение!

— У тебя два выхода, — говорит Уна. — Попытайся удрать — и я тебя пристрелю. Или сдайся живьем — и предстанешь перед судом арапачей.

— Как насчет третьего? — спрашивает он и внезапно перебрасывает себя через парапет, в реку. Мост-то не из высоких; человек, даже раненый, легко переживет падение и скроется. Уне этот вариант в голову не приходил, и она проклинает себя, но тут снизу доносится глухой звук удара.

Перегнувшись через парапет, она видит под мостом не воду, а каменистый берег. Хеннесси допустил грубую ошибку в расчетах и свалился на камни. Теперь он может выбирать любой из выходов, возможных для мертвеца.

Уна слышит приближающийся топот ног. На мосту появляется Лев.

— Что произошло? Я слышал выстрелы. Где он? — Юноша видит лужу крови на земле. — Нет! Что ты наделала!

— Ничего я не делала! Он сам. — Уна показывает через парапет. Лев светит на камни карманным фонариком. В его луче картина становится окончательно ясна: Хеннесси переломил себе хребет об острый камень всего в паре футов от кромки воды.

Лева передергивает, и его содрогание словно ударной волной передается Уне. Наверное, девушка тоже должна бы испытывать отвращение, но она чувствует лишь разочарование: больше она не сможет мстить этому человеку!

Уна с Левом спускаются на берег и удостоверяются, что Хеннесси мертв. Тогда они подтаскивают разбитое тело к кромке, поворачивают его лицом вниз и сталкивают в воду. Течение уносит труп.

— По крайней мере, у нас есть Фретуэлл, — произносит Лев. — Этого должно хватить.

— Хватит, чтобы ты завоевал симпатии арапачей, — соглашается Уна. — Но достаточно ли, чтобы Совет объявил войну расплетению?

— Это заставит их прислушаться ко мне. А там я уж постараюсь их убедить.

Хотя они сегодня не совершали убийства, у обоих руки испачканы в крови Хеннесси. Друзья тщательно моют их в реке.

— Пошли, Уна, — говорит Лев. — Фретуэлл ждет. Я его связал, но хорошо бы добраться до резервации, пока транк не выветрился.

Перед уходом Уна бросает последний взгляд на зазубренный камень, на котором кончил свою жизнь Хеннесси. Как таинственно и как совершенно устроено мироздание! Этот булыжник откололся от горы во время обледенения, случившегося, возможно, сотню тысяч лет назад; затем, помещенный рукой судьбы точнехонько в этом самом месте, он тысячелетиями терпеливо ждал, чтобы негодяй переломил себе на нем спину. Все на свете имеет свою цель — в этой мысли и она, и Лев могут черпать утешение.

13 • Хэйден

Хэйден Апчерч наблюдает, как разрастается погибельный крестовый поход Старки — словно злокачественная опухоль, словно ядовитая плесень на стенах ветшающей электростанции. Ее отвратительные токсины убивают то хорошее, что еще остается в этих детях, и будут убивать, пока не уничтожат всё до конца. Старки протащит свой Аистиный батальон сквозь кровь и мерзость войны, и его «солдаты» или погибнут от пуль, или превратятся в ходячих мертвецов — из-за всех тех ужасов, которые им доведется увидеть или сотворить самим. Хэйден знает, что нападения на заготовительные лагеря бессмысленны. Война Старки против расплетения приведет беглецов и аистят не к блистательному возмездию, а к страшной гибели.

«Говорит радио «Свободный Хэйден», ведущее подкаст из темной, грязной норы, где царит застарелая вонь машинной смазки и совсем свеженькая — немытых тел. Если кто-то меня слышит, примите извинения за отсутствие видео. Скорость передачи данных у меня такая, что ее можно считать цифровым эквивалентом телеги, которую тащит мул. Поэтому я поставил чудесную картину Нормана Рокуэлла. Обратите внимание, как этот невинный рыжий бедняга оттопырил задницу, ожидая, когда «добрый деревенский доктор» воткнет в нее транк. Почему-то эта картинка показалась мне подходящей».

Ходят слухи, что благодетели Старки к следующему нападению на заготовительный лагерь подключат хлопателей. После того, как со Старки будет покончено, останется ли на свете хоть одна живая душа, не приходящая в ужас при упоминании его армии? Ужас — как раз то, что нужно Старки, его питательная среда. Однако не может же Верховный Аистократ не понимать: любой, кто раньше испытывал к ним хоть какое-то сочувствие, потребует от юновластей достойного ответа на насилие. А у тех ответ наготове — благословенный вечный мир разделения. Вот во что выльется война Мейсона Старки: конец бунту, печать молчания на устах последнего поколения, способного пустить под откос адский поезд их цивилизации.

«Уверен, вы слышали мой горячий и искренний призыв к новому восстанию подростков. Должен признать — тепловой удар и обезвоживание после нескольких часов в раскаленном бомбардировщике времен Второй мировой открыли во мне талант гениального проповедника. Мои родители, должно быть, мной гордятся. Или ужасаются. А может, не в силах определить, гордиться им или ужасаться, разругались друг с другом и уже наняли адвокатов, чтобы разрешить свой спор».