Эта история всплыла в правительственном докладе, показавшем, что количество людей, незаконно ввозимых в Великобританию, за последний год выросло на 50 %, достигнув, таким образом, рекордной величины…
Благотворительные организации, занимающиеся защитой детей, вчера предупредили, что преступные шайки намереваются извлечь выгоду из спроса на донорские органы.
Бхарти Пател, руководитель Ecpat UK — одного из таких обществ — сказала: «Контрабандисты пользуются ситуацией и незащищенностью детей. Вряд ли преступники станут рисковать ради ввоза только одного ребенка. Скорее всего, они сумели провезти в Британию целую группу».
По данным Всемирной организации здравоохранения, за год во всем мире в оборот поступает 7 000 почек, добытых незаконным путем.
Существует обширный черный рынок органов, таких, как сердце, легкие и печень. Почек, однако, в обороте больше всех, потому что одну почку можно удалить без вреда для организма донора.
В процесс вовлечено значительное число людей: тот, кто находит подходящую жертву; человек, обеспечивающий транспорт; медицинский персонал, проводящий операцию извлечения, и продавец…
Всю статью можно прочитать здесь:
http://www.telegraph.co.uk/news/uknews/crime/10390183/Girl-smuggled-into-Britain-to-have-her-organs-harvested.html
«Проблемы в мире, проблемы дома… Столько всего навалилось — и как тут сосредоточишься на работе?! Беглые расплеты наводят террор, от хлопателей спасу нет, а теперь еще и моя собственная дочка! Я-то думал, она наконец поумнела, нарастила себе хоть капельку мозгов — и тут она выкидывает такое! О чем она только думает?»
— Земля Фрэнку! — гремит в интеркоме голос прораба. Крановщик вздрагивает. — Ты что там, на другую планету улетел?
— Нет пока еще. Готовы?
— Готовы?! Нет, лежим на травке сложа руки и плюем в небо! Немедленно начинай подъем!
— Начинаю. Очистите площадку вокруг груза.
— Груз ждет тебя. Сейчас сообщу в прессу.
Фрэнк фыркает — начальник не шутит, он и впрямь сейчас сообщит в прессу. Журналюги окружили весь Остров Свободы, нацелили свои камеры вверх, на статую, оплетенную строительными лесами. Для них это, может, и знаменательный момент, но для оператора высотного крана — всего лишь очередная работа.
«О чем только моя дочка думает? Какого черта она связалась с этим балбесом? Ей всего четырнадцать; что за дела могут быть у четырнадцатилетней девчонки из Квинса с шестнадцатилетним хулиганом из Бронкса? Она говорит, у него, мол, доброе сердце. Вот и отлично. Взять бы вырезать его из этого подонка да и отдать другому парню, более достойному моей дочери!»
Тросы натягиваются, и новая рука трогается со своего места на барже — медленно, осторожно. Эту работенку с кавалерийского наскоку не провернешь. Поспешишь — и все может кончиться плачевно: тросы лопнут, твои товарищи погибнут, а уж судебных исков вообще не оберешься. Рука поднимается плавно, будто по воле волшебника. Волшебник — это он, крановщик. Тросы, натянувшиеся под тяжестью массивного неповоротливого груза — это связки на его руках, а кран — продолжение его собственного тела.
«Этот ее бойфренд как раз в возрасте расплетения. Чертовому негодяю до семнадцати еще как минимум несколько месяцев. А если они отзовут Параграф-17, тогда в запасе будет еще год. Проблема только, что его жалкие родители не отдадут его в расчлененку. Само собой. Они ж, небось, наркоши, а то, может, еще что похуже. Пустили сыночка в свободное плавание. Если ты не в состоянии воспитать ребенка как следует, он вырастет сорняком, а сорняки положено выпалывать. Подонки, чтоб их, это все их вина!»
— Фрэнк! Господи! Ты там заснул что ли?! Осторожнее!
— Я осторожно. Ветер налетел.
— Так выправь по ветру! Не хватало еще, чтобы гребаная рука долбанулась о гребаный пьедестал и свалилась на землю, как гребаный дохлый кит!
Везде: на кране, на земле и на самой статуе — установлены камеры для слежения за ползущей вверх рукой; но мониторы не дают полной и ясной картины — это совсем не то что смотреть живым глазом. Фрэнк наклоняется в сторону, смотрит сквозь широкое стекло кабины на руку, слегка поворачивающуюся под ветром, и подстраивает натяжение тросов подобно тому, как поправляют венецианские жалюзи; кисть с факелом наклоняются под углом в 45 градусов. При этом положении груз принимает ветер иначе, что способствует более плавному подъему. Еще минута — и рука поднимается над пьедесталом; Фрэнк подводит ее ближе к статуе.
«Скрести дворнягу с дворнягой, и получится дворняга. Что годится для собак, годится и для людей. Родители этого скота, небось, все время под кайфом, так что даже ордер подписать не в состоянии. Есть вещи, которые нельзя оставлять на усмотрение родителей, особенно когда их самих надо было расплести еще до того, как они начали размножаться. Хорошо хоть подняли вопрос об обязательном расплетении хулиганов-подростков. Если этот закон пройдет, может, проблема разрешится сама собой. А нет — так у меня есть родич, который знает одного парня, который знает другого парня, у которого есть знакомый орган-пират. Придет, заберет щенка, и поминай как звали. Только одна закавыка — у меня ж на это пороху не хватит».
— Отсюда, снизу, вроде все хорошо. Фрэнк, ты в порядке? Что бы ни случилось, не опускай руки! — Тут начальник ржет: — «Не опускай руки»! — По всей вероятности, сам не заметил, как отмочил шутку.
— Рука помощи мне бы не помешала, — отвечает Фрэнк, и начальник опять ржет. Фрэнк увеличивает угол до восьмидесяти градусов. Рука с факелом висит теперь на паутине тросов почти вертикально.